Развитие теории планирования следственных действий во многом зависит от степени разработки тактических приемов, комбинаций и операций. Исторически так сложилось, что теория планирования следственных действий и теория тактических приемов, а затем, с 70-х годов ХХ века, теория тактических комбинаций и операций развивались обособленно друг от друга. Со временем этот разрыв все более увеличивался и привел к тому, что многие рекомендации по использованию тактических приемов, комбинаций и операций оказались трудно применимыми на практике. Прежде всего это касается рекомендаций по выбору тактических приемов, построению указанных комбинаций и операций в процессе планирования расследования.
Проблематикой тактических приемов, комбинаций и операций занимались многие отечественные криминалисты.
В их числе О. Я. Баев, Р. С. Белкин, Н. Р. Божкова, И. Е. Быховский, А. Н. Васильев, В. И. Винберг, В. Г. Власенко, Л. Я. Драпкин, А. В. Дулов, Е. П. Ищенко, В. И. Комиссаров, В. Я. Колдин, В. С. Комарков, И. М. Лузгин, М. П. Малютин, С. П. Митричев, Е. О. Москвин, В. А. Образцов, Н. И. Порубов, А. Р. Ратинов, Е. Р. Россинская, Н. А. Селиванов, П. И. Тарасов-Родионов, С. И. Цветков, Н. П. Яблоков, С. Ю. Якушин и др. Существенный вклад в развитие тактических приемов допроса обвиняемого был внесен советскими психологами Л. Д. Филоновым и В. И. Давыдовым.
В ходе научных исследований были предприняты попытки определить понятие тактического приема, комбинации и операции, разобраться с их свойствами, содержанием, дать различные классификации, установить пределы допустимости и критерии применения, предложить некоторые подходы к выбору приемов, построению комбинаций и операций и др.
В то же время данный раздел криминалистической тактики содержит ряд неразрешенных вопросов, на которые до сих пор нет однозначного ответа. Среди них главным с практической точки зрения является вопрос о понятии и свойствах тактического приема. Без ответа на него говорить о выборе тактических приемов и, как следствие, о построении тактических комбинаций и операций в процессе планирования невозможно, потому что непонятно, из чего выбирать и строить, не говоря уже о том, как это делать.
Спор относительно данного вопроса разделил криминалистов на две группы. Сторонники первой считали, что тактический прием представляет собой рекомендацию, не может содержаться в уголовно-процессуальных нормах и потому не обладает свойством обязательности для следователя. Приверженцы второй полагали, что тактический прием может быть как рекомендацией, так и нормой закона. Некоторые из них специально обращали внимание на то, что тактические приемы, закрепленные в нормах процессуального права, могут носить как обязательный, так и факультативный характер.
Несмотря на кажущуюся безупречность, первая точка зрения имела исключения. Например, рекомендации относительно статической и динамической стадий осмотра, которые обычно относили к тактическим приемам, выпадали из предлагаемой конструкции, поскольку они являлись по своей сути обязательными для следователя. Альтернативой им был бы не другой тактический прием, а игнорирование данной рекомендации и, соответственно, утрата возможности получить достоверное доказательство. По каким-то причинам вышеуказанный парадокс либо полностью игнорировался, либо из него делался только один вывод о том, что «свобода выбора не может рассматриваться как необходимый признак определения понятия тактического приема». Насколько нам известно, никто из ученых так и не задал вопрос о том, являются ли перечисленные рекомендации тактическими приемами, и не поставил более общий вопрос: любая ли рекомендация относительно проведения следственного действия, содержащаяся в криминалистической тактике, является тактическим приемом.
Представления второй группы ученых о нормативности тактических приемов имели под собой историческую основу. Во многом это объяснялось тем, что отечественная криминалистика всегда была тесно связана с уголовным процессом. Предмет отечественной криминалистики в современном виде определился не сразу, относительно недавно, в 60-х годах ХХ века. Еще в 40-х годах прошлого века некоторые ученые-процессуалисты рассматривали криминалистику как сугубо вспомогательную техническую дисциплину, не оставляя в ней места ни для тактики, ни для методики расследования, полагая, что данные разделы знания относятся к предмету науки уголовного процесса. Близкую позицию ранее занимали и некоторые ведущие советские криминалисты. Так, Б. М. Шавер, размышляя о методе и предмете советской криминалистики, говорил, что тактические приемы допроса, осмотра, обыска и других следственных действий составляют предмет изучения уголовного процесса и должны быть исключены из криминалистики. При таких трактовках очевидно, что тактические приемы относились к сфере уголовного процесса и им, естественно, придавался нормативный характер.
Данная точка зрения еще больше укрепилась с принятием союзными республиками в 1959—1961 годах новых уголовно-процессуальных кодексов, большинство из которых ввели в качестве самостоятельных следственных действий опознание, следственный эксперимент и получение образцов для сравнительного исследования. Названные действия в силу процессуальной аналогии применялись в ходе расследования и ранее. Подобная практика находила поддержку и в научной среде: криминалисты и процессуалисты разрабатывали тактические правила проведения данных следственных действий. Однако с принятием указанных законов рекомендательный характер этих правил изменился, они приобрели статус нормы, что дало некоторым ученым основание отождествлять тактические приемы с уголовно-процессуальными нормами.
На наш взгляд, подобное обоснование нормативности тактического приема являлось ошибочным. В основе заблуждения лежал ряд взаимосвязанных причин. В их числе недостаточное понимание различий между основными целями, которые преследуют уголовно-процессуальная норма и криминалистическая рекомендация, и в конечном счете незавершенный к тому времени спор о предмете науки уголовного процесса и криминалистики, а также неверное методологическое позиционирование сторонников данной точки зрения. Первоначальное отнесение указанных правил к числу тактических имело простое объяснение: они требовали своего названия, но не могли быть названы процессуальными, поскольку не носили нормативного характера вплоть до их законодательного закрепления. Сторонники данной точки зрения считали себя криминалистами и обычно числились сотрудниками кафедр криминалистики. Однако этот факт сам по себе еще не означал, что все разработанное ими автоматически должно относиться к числу тактических рекомендаций. Важнее, на наш взгляд, была подлинная методологическая определенность самих ученых: с позиции какой науки они действовали, создавая указанные рекомендации до их законодательного закрепления в уголовно-процессуальных кодексах, были ли данные правила изначально тактическими, какую цель преследовали ученые, которые занимались их подготовкой.
Анализ принятых норм свидетельствует о том, что предложенные криминалистами рекомендации по проведению следственных действий уже на этой стадии носили не тактический, а процессуальный характер, поскольку были направлены на создание безусловных, единообразных для всех случаев и участников прав и обязанностей, при соблюдении которых можно было бы говорить о законности и объективности в процессе сбора доказательств. Именно в силу такой направленности они и были органично включены законодателем в уголовный процесс и получили нормативный статус.
В отличие от процессуальной нормы тактические приемы всегда нацелены на повышение эффективности при сборе доказательств. Это обусловлено самой природой любой, в том числе криминалистической, тактики, основным предназначением которой является достижение цели с наименьшей затратой сил, средств и времени. Отталкиваясь от различия в функциональной направленности процессуальной нормы и тактического приема, допустимо утверждать, что императивное предписание закона не может быть тактическим приемом потому, что оно преследует совершенно другую цель. Она заключается в том, чтобы определить задачи и пределы следственного действия, общий порядок его проведения, права и обязанности участников. Напротив, диспозитивные процессуальные нормы потенциально могут быть тактическими приемами, если они выполняют такую функцию, как повышение эффективности при проведении определенного следственного действия. Примером могут служить нормы, касающиеся обыска. Согласно ч. 8 ст. 182 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации следователь вправе запретить лицам, присутствующим в месте, где производится обыск, покидать его, а также общаться друг с другом или иными лицами до окончания обыска. Идентичная норма содержалась в ст. 170 УПК РСФСР 1960 г. Похожая норма была закреплена в ст. 179 УПК РСФСР 1923 г. Согласно ей, в случае надобности, обыскиваемое место может быть оцеплено стражей или особо приглашенными лицами. Содержание перечисленных норм свидетельствует об их тактической направленности на то, чтобы повысить эффективность обыска, снизить риск уничтожения доказательств, предотвратить или уменьшить возможное противодействие со стороны заинтересованных лиц.
Тот факт, что указанные нормы вобрали в себя тактические рекомендации, имеет историческую подоплеку. Как упоминалось ранее, уголовный процесс и криминалистика прошли длительный совместный путь. Процессуальные нормы возникали и развивались не в стерильной пробирке, а в процессе сложной практической деятельности, путем их тщательного отбора и последующего закрепления законодателем. При недостаточном различении предметов уголовного процесса и криминалистики не всегда было возможно рафинированно отделить сугубо процессуальные правила от тактических рекомендаций, особенно если последние имели обобщенный характер и могли быть распространены на любую категорию дел.
Современное понимание различий указанных предметов позволяет выделить тактическую составляющую из диспозитивных процессуальных норм, переформулировать ее под новые задачи и перенести уже в виде тактического приема в криминалистическую науку. Если в уголовном процессе законодатель делает акцент на правах и обязанностях следователя при использовании названных норм, то в криминалистической тактике они должны быть определены как действия (линия поведения), направленные на повышение эффективности при сборе доказательств. Такая трансформация может быть исключительно полезной в сугубо практическом смысле, поскольку позволит создать «банк» тактических приемов и облегчит их выбор в ходе планирования.
С этой же целью необходимо провести ревизию всех тактических рекомендаций и ответить на вопрос, какие из них действительно являются тактическими приемами, а какие нет. Многие криминалисты при определении тактического приема обращали внимание на то, что избираемый следователем способ действия или линия поведения должны быть эффективными. Однако эффективность может выступать не только существенным признаком тактического приема при его определении, но и критерием в процессе проведения упомянутой ревизии. В частности, данный признак позволяет разобраться с давним парадоксом относительно статической и динамической стадий осмотра, которые относили к обязательным тактическим приемам. Воспользовавшись им, несложно понять, что названные стадии не являются тактическими приемами, поскольку имеют совершенно другую задачу. Они ориентированы не на то, чтобы повысить эффективность указанного действия, а на то, чтобы установить правила, которыми должен руководствоваться следователь при осмотре, и тем самым обеспечить объективность его результатов. Нарушение данных правил всегда влечет утрату, искажение доказательств. То же самое можно сказать и относительно рекомендаций, высказанных В. А. Гуняевым, о последовательности осмотра конкретного предмета на месте происшествия: вокруг этого предмета, на нем, под ним. Несоблюдение предлагаемого порядка может привести к потере доказательственной информации. Направленность этих рекомендаций позволяет говорить о том, что они также не являются тактическим приемом, а представляют собой существующую в скрытом виде уголовно-процессуальную норму и рано или поздно непременно получат статус таковой.
Подводя итог, можно утверждать, что тактический прием является для следователя основанной на требованиях закона рекомендацией о наиболее эффективных способах (линии поведения) сбора доказательств с учетом конкретной следственной и тактической ситуации. Сказанное справедливо не только для сугубо криминалистических рекомендаций, но и для тактической составляющей, содержащейся в диспозитивных уголовно-процессуальных нормах, которые направлены на повышение эффективности при сборе доказательств.
Литература:
1. Филонов Л. Д., Давыдов В. И. Психологические приемы допроса обвиняемого // Вопросы психологии. 1966. № 6. С. 111—122.
2. В данном случае речь идет только о тактических приемах, составляющих основное содержание любого следственного действия. За пределами нашей темы остаются так называемые общие тактические приемы, к числу которых некоторые криминалисты относят планирование, следственные версии, использование в ходе расследования помощи общественности и др. См., напр.: Селиванов Н. А. Советская кри-миналистика : система понятий. М., 1982. С. 85.
3. Криминалистика : учебник / отв. ред. А. Н. Васильев. М., 1971. С. 255 ; Винберг А. И. О научных основах криминалистической тактики // Правоведение. 1965. № 3. C. 79 ; Сели-ванов Н. А. Указ. соч. С. 85 ; Якубович Н. А. Теоретические основы предварительного следствия. М., 1971. С. 65—66 и др.
4. Белкин Р. С. Новый УПК РСФСР и некоторые вопросы науки советской криминалистики. М., 1961. С. 161 ; Якушин С. Ю. Понятие и сущность тактического приема при расследовании преступлений // Правоведение. 1980. № 6. С. 89. Об этом подробно писал Г. Г. Зуйков. (Криминалистика : учебник / под ред. Н. П. Яблокова. М., 1970. Т. 2. С. 14).
закрепленные в нормах процессуального права, могут носить как обязательный, так и факультативный характер(1).
5. Белкин Р. С. Курс криминалистики. М., 1997. Т. 3 : Криминалистические средства, приемы и рекомендации. С. 208. Об этом писал И. Е. Быховский ( Криминалистика : учеб. для студентов высш. учеб. заведений, обучающихся по специальности «Правоведение» / под ред. И. Ф. Крылова. Л., 1976. С. 282).
6. Шаламов М. П. Некоторые проблемы советской криминалистики. М., 1965. С. 27.
7. Селиванов Н. А. Указ. соч. С. 82—83.
8. На это обстоятельство обращали внимание В. Я. Колдин и Н. А. Селиванов (Криминалистика социалистических стран / под ред. В. Я. Колдина. М., 1986. С. 91).
9. Строгович М. С. Уголовный процесс. М., 1946. С. 28. Близкую позицию по этому вопросу занимал и М. А. Чельцов (Чельцов М. А. Уго-ловный процесс : учеб. для юрид. вузов и фак. 1948. С. 32—33).
10. Шавер Б. Предмет и метод советской криминалистики // Социалистическая законность. 1938. № 6. С. 79—81. Справедливости ради нужно сказать, что позиция Б. М. Шавера в этой части была не совсем последовательна. В этой же статье (с. 81) он высказался, что криминали-стика, занимаясь приспособлением данных психологии к задачам расследования, разраба-тывает проблемы психологии свидетельских показаний, разрабатывает ряд тактических приемов, которые используются при допросе.
12. Уголовно-процессуальные кодексы пяти союзных республик (Казахской, Латвийской, Литовской, Таджикской и Туркменской) закре-пили в качестве самостоятельного следственного действия проверку показаний на месте (проверку и уточнение показаний на месте).
13. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации : учебник / отв. ред. П. А. Лу-пинская. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2009. С. 164.
14. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации : учебник / отв. ред. П. А. Лу-пинская. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2009. С. 164.
15. Уголовно-процессуальное право Российской Федерации : учебник / отв. ред. П. А. Лупинская. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2009. С. 164, 642—643. Автор: С. В. Кузьмин Журнал «КРИМИНАЛИСТЪ» №1(14) 2014 стр. 60-63
