Во многих государствах с развитой правовой системой законодательство, рассчитанное на чрезвычайные ситуации, в целях реальной и более эффективной защиты граждан содержит ряд исключений из общего порядка расследования преступлений. Эти исключения обычно предусматривают расширение оснований и упрощение процедуры проведения следственных действий, затрагивающих неприкосновенность личности и жилища граждан (задержаний, арестов, обысков, выемок), а также расширение полномочий административных органов (полицейских, военных) па производство различных уголовно-процессуальных действий.
Так, в Российской империи в соответствии со ст. 21 Положения о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия, утвержденного 14 августа 1881 г.,1 местным начальникам полиции, а также начальникам жандармских управлений и их помощникам в условиях положения усиленной охраны (являющегося одной из форм чрезвычайного положения) предоставлялось право делать распоряжения о предварительном задержании, не более чем на две недели, всех лиц, внушающих основательные подозрения в совершении государственных преступлений, о производстве во всякое время обысков во всех без исключения помещениях, фабриках, заводах и т. п. и о наложении ареста на имущество. О всяком аресте или освобождении от него немедленно составлялось надлежащее постановление, копия которого направлялась лицу прокурорского надзора и безотлагательно доносилась местному губернатору или градоначальнику.
Аналогичные нормы встречаются и в зарубежном законодательстве. Во Франции, например, по Закону от 3 апреля 1955 г. «Об установлении чрезвычайного положения»2 специальным декретом, устанавливающим чрезвычайное положение, административным властям может быть предоставлено право санкционировать проведение обысков в жилищах в любое время суток (ст. 11). В Греции в случае введения чрезвычайного положения может быть приостановлено действие статей Конституции, предусматривающих, в частности, свободу передвижения, недопустимость ареста без судебного приказа, неприкосновенность жилища (ст. 48 Конституции Греции 1975г.).3 Б соответствии с Законом о чрезвычайном положении, принятом в Канаде в 1988 г., правительство в случае международного кризиса вправе изымать собственность, разрешать обыски и задержания без судебных приказов.4
В советском законодательстве потребность в таких нормах до недавнего времени вроде бы отсутствовала. В период принятая в конце 50-х — начале 60-х годов действующих ныне Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик и УПК союзных республик и многие годы после этого чрезвычайные ситуации носили локальный, единичный характер. Именно по этой причине Положение о чрезвычайных мерах охраны революционного порядка, утвержденное постановлением ЦИК и СНК от 3 апреля 1925 г.,5 в тот же период в соответствии с Указом Президиума. Верховного Совета СССР от 3 ноября 1962г. «Об изменении и признании утратившими силу законодательных актов СССР в связи с Указом Президиума Верховного Совета СССР «О дальнейшем ограничении применения штрафов, налагаемых в административном порядке»6 было признано утратившим силу, а другого заменяющего его акта не принято.
Со второй половины 80-х годов ситуация в стране резко изменилась. Массовые беспорядки и другие чрезвычайные ситуации охватили значительную часть ее территории, приобрели повторяющийся характер. Потребность в элементарном общественном порядке вызвала к жизни специальное законодательство. К нему относятся прежде всего законодательные акты, предусматривающие чрезвычайные меры охраны общественного порядка и обеспечения безопасности граждан. Среди них Закон СССР от 3 апреля 1990 г, «О правовом режиме чрезвычайного положения»,7 Закон РСФСР от 17 мая 1991 г. «О чрезвычайном положении»,8 содержат также такие нормы Закон СССР от 6 марта 1991 г. «О советской милиции»,9 Закон РСФСР от 18 апреля 1991 г. «О милиции» 10 и др. Принят ряд законодательных актов, устанавливающих или усиливающих ответственность за преступления, получившие распространение в условиях массовых беспорядков: Закон СССР от 2 апреля 1990г. «Об усилении ответственности за посягательства на национальное равноправие граждан и насильственное нарушение единства территории Союза ССР»,11 Закон СССР от 23 октября 1990г. «Об уголовной ответственности за блокирование транспортных коммуникаций и иные незаконные действия, посягающие на нормальную и безопасную работу транспорта»,12 и др. Соответствующие законодательные акты по этим вопросам приняты в республиках Закавказья и Средней Азии.
Расследование первых массовых беспорядков, происходивших в Сумгаите, Степанакерте, Кировабаде и других регионах Закавказья в 1988г., показало, что и эта деятельность нуждается в особых, адекватных чрезвычайным ситуациям, нормах. Некоторые такие нормы, касающиеся организации следственной работы, вскоре получили отражение в ряде законодательных актов. Так, в Постановлении Верховного Совета СССР от 5 марта 1990г. «О положении в Азербайджанской ССР и Армянской ССР и мерах по нормализации обстановки в этом регионе»13 Прокуратуре СССР, МВД СССР и КГБ СССР предписывалось совместно с правоохранительными органами Азербайджана с учетом выводов Комиссии Верховного Совета Азербайджанской ССР обеспечить расследование в кратчайшие сроки всех фактов преступлений и противоправных действий, имевших место в январе 1990 г. (п. 6). Совет Национальностей Верховного Совета СССР в своем Постановлении от 26 сентября 1990 г. «О событиях в Ошской области Киргизской ССР»14 предложил Генеральному прокурору СССР, МВД СССР и КГБ СССР принять дополнительные меры по привлечению к ответственности всех виновных в разжигании национальной розни и совершении других преступлений, по ускорению следствия и завершению его в установленные законом сроки, а Советам народных депутатов и подчиненным им органам Киргизской ССР обеспечить необходимые условия для деятельности следственных и оперативных работников, направленных из других регионов страны (п. 6). В Постановлении Верховного Совета СССР от 1 апреля 1991 г. «О положении в Юго-Осетинской автономной области»15 было записано: «Прокуратуре СССР, Министерству внутренних дед СССР сформировать следственные группы по расследованию преступлений, совершенных на территории Юго-Осетинской автономной области в ходе конфликта» (п. 3).
Однако ни в этих, ни в других законодательных актах не предусмотрено норм, которые затрагивали бы собственно порядок производства предварительного следствия, установленный уголовно-процессуальным законодательством.
В частности, Закон СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» предоставлял Верховному Суду СССР право в условиях чрезвычайного положения изменять установленную законом территориальную подсудность гражданских и уголовных дел (ст. 14), но в нем ничего не сказано о подследственности уголовных дел. В Заколе РСФСР «О чрезвычайном положении» содержится прямой запрет использования во всех судах любых видов и форм ускоренного либо чрезвычайного производства (ч. 2 ст. 34), но также ничего не сказано о формах предварительного следствия.
Закон СССР «О советской милиции» предоставил милиции право при стихийных бедствиях и других чрезвычайных обстоятельствах и событиях, угрожающих общественному порядку или личной безопасности граждан, входить беспрепятственно в любое время суток в жилые и иные принадлежащие гражданам помещения, на территорию и в помещения предприятий, учреждений и организаций и осматривать их (п. 18 ст. 12). В Законе РСФСР «О милиции», предусматривающем аналогичное право,16 дается конкретный перечень чрезвычайных обстоятельств и событий, при которых милиция может им воспользоваться: это — стихийные бедствия, катастрофы, аварии, эпидемии, эпизоотии, массовые беспорядки (п. 18 ст. 11). Для того чтобы в подобных ситуациях войти в помещение и осмотреть его, закон не требует от милиции ни санкции прокурора, ни постановления, ни возбужденного уголовного дела. По Закону РСФСР «О милиции» требуется лишь уведомить прокурора в течение 24 часов о всех случаях проникновения в жилище против воли проживающих в нем граждан (ч. 2 п. 18 ст. 11). Это, однако, не дает оснований утверждать, что для чрезвычайных ситуаций законом предусмотрен упрощенный порядок производства обыска. В данном случае речь идет об административных, а не уголовно-процессуальных действиях милиции.
Отдельные авторы под влиянием уголовно-процессуального фетишизма и недостаточного знания научных положений о соотношении различных направлений деятельности милиции нередко отождествляют ее административные действия (осмотр, досмотр, изъятие и др.), имеющие по отдельным признакам некоторое внешнее сходство с уголовно-процессуальными (осмотр, обыск, выемка, освидетельствование). Такая позиция усматривается, в частности, в Заключении Комитета конституционного надзора СССР от 5 июля 1991 г. №25 (2—32) «О соответствии Конституции СССР и международным актам положений Закона СССР „О советской милиции», определяющих полномочия милиции при проведении мероприятий по обнаружению преступлений в сфере экономики».17 Для подобного отождествления отсутствуют достаточные основания. Это особенно очевидно при сопоставлении изъятия как самостоятельной административно-правовой формы получения предметов и документов и уголовно-процессуального обыска, которые различаются по сфере применения, нормативным, фактическим и документальным основаниям, процессуальному порядку и тактике проведения, документальному оформлению.
Изъятие, в частности, применяется только в ходе административной деятельности по охране общественного порядка и борьбе с преступностью, по никак не в сфере уголовного судопроизводства. Для этой сферы предусмотрены другие правовые формы получения предметов и документов — обыск, выемка и т. д. Нормативные основания изъятия предусмотрены Законом СССР «О советской милиции» и другими законодательными актами, регулирующими отдельные административно-правовые отношения в конкретных ситуациях (изъятие оружия, валютных ценностей, предметов контрабанды и т. д.), а его порядок урегулирован в ст. 244 КоАП РСФСР. Основания же и порядок обыска установлены в ст. 168—173, 176, 177 УПК РСФСР.
В отличие от обыска изъятие производится при отсутствии возбужденного уголовного дела, без вынесения постановления и санкции прокурора. Это акт завладения какими-то объектами работниками милиции по своей инициативе. По содержанию изъятие более элементарно, чем обыск, так как не включает в себя поисковых действий. В этом оно сходно с выемкой. Но в отличие от нее для изъятия как самостоятельной правовой формы получения объектов требуется не только знать, какие предметы должны изыматься, где и у кого они находятся, но и непосредственно наблюдать эти предметы при обстоятельствах, указывающих на их связь с противоправными действиями. Такое ограничение изъятия — дополнительная гарантия обоснованности данного действия, в определенной мере компенсирующая отсутствие здесь гарантии, присущих изъятию объектов в форме обыска и выемки в сфере уголовного судопроизводства.
Подлежащие изъятию вещи обнаруживаются работниками милиции путем непосредственного наблюдения за происходящими событиями и поведением заподозренного. С этой целью они могут использовать свое право входить в жилые помещения и в помещения предприятий, организаций и учреждений, останавливать транспортные средства, проверять документы. Эффективным является наружный осмотр одежды и вещей заподозренного. Основания для изъятия возникают тогда, когда работники милиции в ходе патрулирования, проведения рейдов, различных проверок и в других подобных ситуациях оказываются очевидцами противоправных действий, связанных с какими-то предметами, документами. Для выявления преступных намерений лица и связи с ними тех или иных предметов, документов могут предприниматься проверочные действия, различные тактические комбинации, которые, однако, не должны носить характер провокации или превращаться в обыск.18
Таким образом, действующее в нашей стране законодательство но содержит норм, предусматривающих особый уголовно-процессуальный порядок расследования преступлений в чрезвычайных условиях. Такой вывод свидетельствует о неадекватности законодательства сложившейся реальной ситуации в стране, необходимости его изменения. Отсутствие ясно выраженной воли законодателя о мере дозволенного при расследовании в чрезвычайных условиях по существу оставляет решение этого вопроса на усмотрение исполнителей, что неизбежно влечет различные нарушения закона и другие неблагоприятные последствия.
Конкретные предложения о необходимости изменения процедуры расследования в чрезвычайных условиях в силу сравнительной новизны проблемы пока не стали достоянием широкого круга научной общественности. Нам довелось услышать и обсудить ряд таких предложений непосредственно в следственных группах, работавших в 1988—1991 гг. в чрезвычайных условиях. Не все эти предложения отражают объективные потребности практики, порой они обусловлены сиюминутными обстоятельствами, ограниченностью субъективных возможностей тех или иных работников, поэтому не могут быть приняты.
Так, отдельные следователи полагают, что чрезвычайное положение должно освободить их от необходимости соблюдать нормы, гарантирующие такие основные права граждан, как неприкосновенность личности, жилища. Предлагается, в частности, разрешить производство обысков без санкции прокурора, задержаний — при отсутствии достаточных оснований для этого и на более длительный срок, чем предусмотрено законом. Некоторые следователи пытались даже реализовать это на практике.
Оценивая подобные предложения, прежде всего отметим, что они носили единичный характер и не получали поддержки основной массы следователей. Например. в самом начале работы одной из групп в г. Степанакерте (1988г.) следователь при обсуждении его работы высказал предположение задержать одного заподозренного гражданина на трое суток. На вопрос об основаниях он ответил: «Да оснований никаких нет!» Присутствовавшие на этом совещании следователи едко высмеяли предложение своего коллеги, а руководитель следственной группы подчеркнул, что такие вещи здесь не пройдут.
Следствие практически не нуждалось в отмене существующих гарантий обоснованности обыска и ареста, судя по отзывам большинства самих следователей, руководителей следственных групп, по нашим личным наблюдениям. При наличии оснований прокурорские работники, как правило, без проволочек давали санкции на их проведение, а при отсутствии — следователи сами не ставили вопросов об этом. В случае срыва того или иного следственного мероприятия причиной тому был обычно не отказ в санкции, а отсутствие достаточных сил, транспорта, несогласованность действий, личная неорганизованность и т. п.
Например, один следователь обратился к руководителю следственной группы за разрешением арестовать подозреваемого в совершении преступления с тем, чтобы в течение десяти суток собрать недостающие доказательства и предъявить обвинение. Руководитель не поддержал этого предложения, сказав, что для ареста не хватает оснований. Согласились на том, что следователь задержит лицо в качестве подозреваемого, в течение 72 часов соберет дополнительные данные и тогда можно будет решить вопрос об аресте. Следователь выполнил все действия, которые они наметили, и к исходу срока подготовил два постановления — об освобождении задержанного и о заключении его под стражу, но не смог найти в этот день руководителя следственной группы и отложил решение вопроса до утра. Когда на следующий день тот узнал, что задержанный находится под стражей четвертые сутки, то не стал даже разговаривать о возможности ареста. Задержанный был немедленно освобожден, а следователь отстранен от расследования и откомандирован к месту прохождения службы.
Упрощенная процедура принятия и оформления решений о производстве обыска и ареста в чрезвычайных условиях потребуется лишь в том случае, если для обычных ситуаций в нашей стране будет введен судебный порядок получения санкций на эти действия, как это принято в ряде зарубежных государств.
Встречается на практике и противоположная тенденция—попытки под предлогом чрезвычайной ситуации ограничить полномочия следователей, которыми они располагают по законодательству в обычных условиях. В Нагорном Карабахе, например им запрещали одновременное проведение нескольких обысков, производство следственных действий в выходные и праздничные дни, ограничивали право вызывать для допроса граждан, относящихся к определенным социальным группам, и т. п. Какие-либо правовые основании для подобных запретов отсутствовали. Они диктовались не интересами следствия, а некими «высшими интересами», за которыми скрывалась элементарная перестраховка чиновников, боязнь ответственности и которые, как сегодня уже стало очевидным, ничего, кроме вреда не принесли. Стала падать результативность, работы следственной группы, утрачивалась уверенность следователей в ее необходимости, и как следствие резко ухудшилось отношение к ним со стороны местного населения. Противозаконные уступки и проволочки стали восприниматься экстремистами и националистически настроенными слоями населения как слабость правоохранительных органов и послужили поводом к невыполнению требований закона, давлению на следователей, осложнению их работы лавиной необоснованных, порой вздорных жалоб и угроз.
В плане совершенствования правового регулирования работы следственных групп в условиях чрезвычайного положения часто высказываются предложения, направленные на ускорение производства по уголовным делам — сокращение срока расследования, максимальное упрощение процедуры самого следствия за счет отказа от ряда его обязательных элементов (допроса обвиняемого после перепредъявления обвинения, Ознакомления обвиняемого с постановлением о назначении экспертизы и заключением эксперта, составления обвинительного заключения и т. д.), принародное приведение наказания в исполнение и т. п.
Эти предложения не могут быть поддержаны. По своему содержанию они напоминают нормы печально известных постановлений Президиума ЦИК СССР от 1 декабря 1934г. «О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов», ЦИК СССР от 1 декабря 1934г. и от 14 сентября 1937г. «О внесении изменений в действующие уголовно-процессуальные кодексы союзных республик»,19 в соответствии с которыми устанавливался исключительный порядок расследования и судебного разбирательства дел о террористических организациях и террористических актах против работников советской власти, контрреволюционном вредительстве и диверсиях. Данный порядок создал благоприятный «правовой» режим для репрессий в отношении ни в чем не повинных людей. Было бы глубокой ошибкой (если не преступлением) пытаться повторить этот горький исторический опыт.
Предложение сократить срок производства расследования, кроме того, просто не имеет практического значения. Само по себе установление в законе для чрезвычайных ситуаций краткого срока расследования мало что даст, его просто вынуждены будут регулярно продлевать. Опыт работы ряда следственных групп показывает, что расследование, например, массовых беспорядков, редко удается закончить раньше чем за год. Простое же сокращение процедуры следствия за счет отказа от каких-то его элементов дает ничтожную экономию времени по сравнению с той, которую можно получить, например, от передачи в следственную группу лишь одного копировально-множительного аппарата.
При определении допустимых в чрезвычайных условиях отступлений от обычного порядка расследования преступлений было бы неправильным исходить из стремления отдельных следователей облегчить свою работу, из ограниченности их субъективных возможностей. За основу должны быть взяты объективные факторы, которые вытекают из изменившейся под воздействием чрезвычайных обстоятельств ситуации и приобрели устойчивый характер, При этом те или иные изменения допустимы лишь при условии, если они не лишают участников процесса достаточных правовых средств для защиты своих прав и законных интересов и сохраняют необходимые гарантии установления истины по уголовным делам.
Как показывает анализ, чрезвычайные обстоятельства диктуют необходимость изменений и дополнений различных сторон уголовно-процессуального порядка расследования преступлений: подследственности уголовных дел, языка уголовного судопроизводства, производства по многоэпизодным уголовным делам, процедуры отдельных следственных действий.
Необходимо предусмотреть в законе союзную20 подследственность уголовных дел о чрезвычайных обстоятельствах.
До недавнего времени потребность в такой норме отсутствовала. При административно-командной системе не возникало вопросов о разграничении союзной и республиканской подследственности. Союзное звено правоохранительных органов по своему усмотрению могло определять, следователям какого звена расследовать то или иное дело. С принятием актов о суверенитете и государственной самостоятельности входящие в состав Союза республики с целью усиления своего влияния стали противиться работе у себя союзных следственных групп. По большинству общеуголовных преступлений такой подход оправдан. Однако когда речь идет о чрезвычайных обстоятельствах, он представляется неприемлемым. Их расследование объективно требует объединения следственных сил союзных государств.
Особенно наглядно это обстоятельство проявилось по делам о массовых беспорядках. Для их расследования требуется такое число следователей, которое одна республика обычно не в состоянии выделить. В Сумгаите, например, длительное время работало около 200 следователей, следственная группа в Ферганской области насчитывала 279, в Ошской— вначале 200, затем — 250 человек. В значительной мере парализованные беспорядками местные правоохранительные органы в силу ограниченной численности едва в состоянии следить за текущими делами. Как показывают события, ни одной республике в одиночку с расследованием чрезвычайных обстоятельств справиться пока еще не удалось. Фактически во всех регионах, где были массовые беспорядки, работали союзные следственные группы. Они направлялись, в частности, в Сумгаит (1988г.), Нагорно-Карабахскую автономную область (1988г.). Кировабад (1988г.), Ферганскую область (1989г.), Гурьевскую область (1989г.), Баку (1990г.), Ошскую область (1990 г.), Юго-Осетинскую автономную область (1991 г.) и в другие регионы.
Особо надо сказать о следственной группе по массовым беспорядкам в г. Душанбе (1990 г.). Эта группа, созданная постановлением прокурора Таджикской ССР от 14 февраля 1990г., формально относится к разряду республиканских. Однако для нее характерными оказались признаки, присущие союзным следственным группам. В частности, уже в первоначальном ее составе значительное количество следователей (36,3%) было прикомандировано из других республик страны, в последующем их число дошло почти до половины (49,5%). Доля следователей коренной национальности (таджиков) лишь немногим превышала четверть (26,99%), большую часть группы составляли русские (23,93%), узбеки (15,95%), казахи (11,04%) и следователи других национальностей. Возглавили следственную группу работники прокуратуры Таджикской ССР, но наладить ее деятельность они смогли только после приезда работников Прокуратуры СССР, уже имевших соответствующий опыт и оказавших существенную организационную и методическую помощь.
Положение республиканского следственного аппарата в чрезвычайных условиях усугубляется тем, что беспорядки в современный период происходят главным образом на почве розни между проживающими в том или ином регионе лицами разных национальностей, а этот аппарат укомплектован преимущественно представителями одной из них — коренной. Как отмечается, например, в справке «О событиях в Ошской области Киргизской ССР», подготовленной в июле 1990 г. представителями главков МВД СССР, в г. Оше, где происходили массовые беспорядки на почве межнациональной розни между киргизами и узбеками, 84% работников городского отдела внутренних дел — киргизы по национальности, в Узгенском РОВД они составляют 91,6%. Такое же положение в Карасуйском, Алайском, Араванском и большинстве других райотделов области.
В подобной ситуации из-за напряженности в межнациональных отношениях местные следователи не могут обеспечить надлежащее расследование. Потерпевшая часть населения (обычно «некоренной» национальности) относится к ним с особым недоверием и отказывается помогать. В сентябре 1989 г. в Абхазии, например, началась республиканская забастовка, охватившая 140 предприятий, 38 человек объявили голодовку. Одно из главных требований бастующих и голодающих — отстранить от расследования массовых беспорядков, произошедших в Абхазии в июле 1989г., органы прокуратуры Абхазии и Грузии и передать его в ведение Прокуратуры СССР.21 Подобные требования иногда предъявляют даже органы государственной власти и управления замешанных в конфликте регионов. Например, в связи с тенденциозностью скороспелых выводов следственных органов Азербайджанской республики о причинах катастрофы вертолета МИ-8 Л? 72, произошедшей 20 ноября J991 г. в Нагорном Карабахе, Правительство Армении сделало заявление, в котором настаивает на создании авторитетной международной независимой комиссии для проведения объективного расследования.22
2. В настоящее время судопроизводство по уголовным делам согласно ст. 11 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик ведется на языке союзной или автономной республики, автономной области, автономного округа или на языке большинства населения данной местности. Аналогичная норма содержится в Законе СССР «О языках народов СССР»,23 законах республик о государственных языках, УПК республик.
Изучение работы следственных групп, расследовавших массовые беспорядки в различных регионах страны, свидетельствует о стремлении вести дела на языке большинства населения той или иной местности. В частности, в следственной группе Прокуратуры СССР по Ферганской области примерно по трети дел допросы обвиняемых и свидетелей, вся документация велись на узбекском языке. Ими занимались следователи коренной национальности. Это позволило избежать распространенного способа запутывания следствия, когда арестованные отказывались от данных ими показаний, ссылаясь на плохое знание русского языка.
Вместе с тем в силу ряда объективных причин такой порядок не удается обеспечивать по всем уголовным делам. В их расследовании участвуют следователи из различных регионов страны, которые не могут владеть языками всех ее народов, проживающих в тон или иной местности. Они часто обращаются к различным организациям других республик. Сказывается многонациональный состав населения и участников процесса. В подобной ситуации расследование значительной части уголовных дел о чрезвычайных обстоятельствах приходится вести на русском языке.
До недавнего времени такой порядок не вызывал серьезных нареканий. Однако формально он не соответствует действующему законодательству о национальном языке судопроизводства. Этот факт в любой момент может быть использован силами, заинтересованными в сокрытии действительных обстоятельств чрезвычайных событий, как основание для непризнания юридического значения собранных следствием материалов, отмены приговоров по уголовным делам. В такой ситуации любое расследование будет блокироваться.
Предложение о ведении производства по уголовным делам о чрезвычайных обстоятельствах на русском языке диктуется объективными факторами установления истины. Если следственные подразделения не в состоянии будут провести надлежащее расследование, не исключено использование помощи международных сил под эгидой ООН. Тогда расследование фактов нарушения прав человека на национальной, этнической или религиозной почве придется вести уже на каком-то международном языке — английском, французском, немецком и др.
3. Ряд дополнений уголовно-процессуального порядка расследования преступлений в чрезвычайных условиях диктуются тем, что в рамках одного уголовного дела здесь расследуется до нескольких сотен, а в некоторых случаях — тысяч эпизодов преступлений. В следственной группе по погромам в г. Степанакерте (1988г.), например, было взято на учет свыше 200 эпизодов преступлений, по массовым беспорядкам в Кировабаде — свыше тысячи эпизодов, в Ошской области — свыше 5 тыс. Дополнения касаются порядка возбуждения многоэпизодных уголовных дел, выделения материалов по отдельным эпизодам в самостоятельное производство, исчисления по ним срока следствия и некоторых других вопросов.
При возбуждении уголовных дел по фактам массовых беспорядков трудно отделить друг от друга различные эпизоды преступных действий, точно определить их временные и пространственные границы. На практике в подобных ситуациях принимают решения не по отдельным заявлениям или сообщениям, а сразу в целом по всей совокупности преступных фактов, относящихся к одному региону. В результате возбуждается одно уголовное дело по нескольким десяткам, иногда сотням, в отдельных случаях — тысячам фактов. В Ошской области, например, по всем фактам массовых беспорядков было возбуждено два уголовных дела: одно по Узгенской зоне, другое — по Ошской. Аналогичный порядок наблюдается и в других регионах. Он позволяет сократить время на трудоемких процедурах, связанных с возбуждением уголовных дел (вынесение постановления, направление его копии прокурору, выставление статистической карточки на выявленное преступление, регистрация дела и др.), наиболее рационально организовать расследование, максимально сосредоточиться на производстве неотложных следственных действий.
В некоторых случаях подобный порядок вначале не применялся, следователи действовали традиционным образом—по каждому ставшему известным факту массовых беспорядков и других совершенных в ходе них преступлений возбуждалось отдельное уголовное дело. Последующая работа убеждала в нерациональности такого порядка и приводила к необходимости объединять все возбужденные уголовные дела. В Душанбе, например, по всем фактам массовых беспорядков (1990г.) сразу же было возбуждено одно общее уголовное дело, однако, несмотря на это, следователи стали возбуждать отдельные дела по каждому ставшему им известным эпизоду преступления. После того как возбудили несколько сотен таких дел, руководство следственной группы пришло к выводу о необходимости их объединения. Все они были соединены с основным делом, от которого в последующем отпочковались 4 уголовных дела — по одному на каждый район города. В конечном счете в производстве следственной группы оказалось всего 5 основных уголовных дел.
С учетом сказанного предлагается закрепить в законе сложившийся порядок возбуждения уголовных дел о чрезвычайных обстоятельствах, предусмотрев возможность возбуждения одного уголовного дела по фактам нескольких связанных друг с другом преступлений.
В связи с необычно большим количеством эпизодов уголовных дел о чрезвычайных происшествиях и многочисленным составом работающих по ним следственных групп необходимо более детально урегулировать порядок производства при выделении материалов по отдельным эпизодам преступлений из основного уголовного дела в самостоятельное производство. При этом следует исходить из общих условий предварительного следствия, правового значения акта принятия дела к производству, учитывать внутреннюю связь и взаимозависимость материалов следственного производства.24
С учетом объективных потребностей практики представляется необходимым закрепить в законе, в частности, следующие нормы: при расследовании уголовного дела группой следователей выделить какие-то его материалы в самостоятельное производство полномочен только руководитель группы, принявший дело к своему производству; в случае выделения уголовного дела в самостоятельное производство не требуется выносить отдельное постановление о его возбуждении; выделение проверочных материалов, по которым в последующем предстоит решать вопрос о возбуждении уголовного дела, допускается только при условии, если данные о новом преступлении не были получены путем следственных действий и не облечены соответственно в их протоколы; материалы, полученные в ходе расследования по основному делу и в последующем выделенные в самостоятельное производство, сохраняют по новому уголовному делу свое доказательственное значение и оцениваются в совокупности с другими собранными доказательствами; срок следствия по объединенному уголовному делу является единым для материалов обо всех эпизодах преступлений, которые расследуются в его рамках, и в случае выделения каких-то из них в самостоятельное производство сохраняет для него свое значение.
4. Анализ практики расследования преступлений в чрезвычайных условиях свитедельствует о насущной потребности в приспособлении к ним процедуры ряда следственных действий, вызванной чрезмерно большим объемом следственной работы.
Изначально порядок производства следственных действий конструировался применительно к ситуациям, когда расследуется, как правило, один эпизод преступления, совершенного одним лицом. Этот порядок в целом оказался приемлем и в случаях, когда в деле фигурируют несколько эпизодов и несколько лиц. Он приспособлен к ним путем включения в закон ряда норм, касающихся поручения предварительного следствия нескольким следователям (ч. 3 ст. 129 УПК РСФСР); содействия органов дознания при производстве отдельных следственных действий (ч. 4 ст. 127 УПК РСФСР); соединения и выделения уголовных дел (ст. 26 УПК РСФСР) и др. В чрезвычайных условиях количество расследуемых эпизодов и фигурирующих в деле лиц оказывается на порядок больше. Не все следственные действия при существующей процедуре могут быть успешно проведены в подобной ситуации. Чтобы их приспособить, требуются некоторые изменения самой этой процедуры.
В частности, действующее законодательство предусматривает возможность предъявления для опознания только одного лица (ст. 164 УПК РСФСР), в чрезвычайных же условиях такой порядок не всегда возможен. Особенно это наглядно в случаях, когда очевидцу предъявляют для опознания участников массовых беспорядков, которых он запомнил, по видеозаписи реальных событий. В этом случае опознаваемых может быть сразу несколько, они предстают не по отдельности в группе специально отобранных лиц, а все вместе среди случайно оказавшихся в кадре других участников преступления. Конечно, каждого из зафиксированных на видеопленке лиц можно отдельно переснять и произвести его опознание по фотокарточке, предъявляемой одновременно с другими фотокарточками в количестве не менее трех. Однако в чрезвычайных условиях для этого нет ни надлежащих технических возможностей, ни времени, ни сил. Главное же, нет никаких оснований полагать, что достоверность и доказательственное значение результатов такого опознания будет выше.
С учетом сказанного представляется необходимым предусмотреть в законе предъявление для опознания нескольких лиц одновременно, которые сами по себе или вместе с другими участниками образуют требуемую для объективности и исключения случайностей группу сходных по внешности лиц. При невозможности очного предъявления лиц должно допускаться опознание по фотографиям, кино- и видеоизображениям. В чрезвычайных условиях довольно часто возникает необходимость в короткие сроки получить показания большого числа свидетелей и потерпевших, а следователей для проведения этой работы обычно не хватает. Выход на практике видят в том, чтобы очевидцы записывали свои показания собственноручно. Полученные таким путем показания имеют значение полноценных доказательств по уголовному делу, иногда им даже (порой без видимых к тому оснований) отдается предпочтение перед показаниями, которые записаны в протокол следователем. Однако по закону показания могут быть записаны собственноручно только после дачи их свидетелем и в случае его просьбы (ч. 4 ст. 160 УПК РСФСР). Этот порядок в юридической литературе предлагается дополнить еще одним условием — после записи показаний в протоколе и ознакомления с ними допрашиваемого.25
Подобный порядок предусматривает собственноручную запись показаний лишь как право допрашиваемого, но не как средство ускорения производства по делу. Между тем каких-то принципиальных возражений против последнего не усматривается Зная о том, что собственноручные показания часто бывают менее полными и точными, следователь всегда может преодолеть этот недостаток, лично допросив их автора,
В законодательном порядке нужно предусмотреть возможность получения собственноручных показаний свидетелей и потерпевших без предварительного их допроса или просьбы об этом, ограничив ее лишь одним условием — согласием последних.
Необходимо закрепить в законе и другую меру ускорения производства некоторых следственных действий — замену в случае отсутствия положительного результата протоколов таких следственных действий, как обыск, выемка, освидетельствование, предъявление для опознания краткой справкой о факте их проведения, привлеченных участниках и отрицательном результате. Такой порядок, например, существенно упростит, не влияя на объективность и достоверность результатов, процедуру документального оформления предъявления для опознания, когда нескольким десяткам человек (обычно военнослужащим какого-то подразделения, стоявшего в оцеплении) одновременно демонстрируется фрагмент видеозаписи массовых беспорядков; личного обыска и освидетельствования участников беспорядков, доставленных нарядами на фильтрационный пункт и т. д. В подобных случаях могла бы составляться одна справка на несколько действий сразу.
Действующее законодательство, как обоснованно подчеркивается в юридической литературе, исходит из того, что протоколирование следственных действий создает правовую основу применения факультативных средств фиксации доказательств и определяет их допустимость.26 Однако все более широкое применение в следственной практике фото-, кино- и видеотехники ставит на повестку дня вопрос об альтернативных протоколированию способах фиксации доказательственной информации. Особенно это актуально в чрезвычайных условиях, где для обстоятельного протоколирования нет ни времени, ни возможностей, и в то же время с успехом применяется видеозапись, которая превосходит протоколирование и в быстроте, и в точности, и универсальности отображения обстоятельств.
Все эти предложенные изменения и дополнения, будучи предопределены чрезвычайными условиями расследования преступлений, вместе с тем не лишают участников процесса правовых средств для защиты своих прав и законных интересов и сохраняют гарантии установления истины по делу, т. е. удовлетворяют сформулированным выше критериям допустимости отступлений от обычного порядка уголовного судопроизводства.
Одни из предлагаемых изменений действующего порядка расследования преступлений рассчитаны только на случаи чрезвычайных ситуации. Среди них — подследственность уголовных дел о чрезвычайных обстоятельствах, язык уголовного судопроизводства по этой категории дел. Другие изменения, касающиеся порядка производства по многоэпизодным уголовным делам, процедуры отдельных следственных действий, имеют более универсальный характер и могут применяться также и в обычных ситуациях. Соответственно последние должны помещаться в Основах уголовного судопроизводства и уголовно-процессуальных кодексах. Изменения, рассчитанные на случаи чрезвычайных ситуаций, целесообразнее отражать в республиканском чрезвычайном законодательстве о защите прав граждан в чрезвычайных ситуациях.
1 Полное собрание законов Российской империи. 3-е изд. Т. 1. СПб., 1885. 261—266.
2 Code administratif. Paris, 1975. P. 695—698.
3 Конституции буржуазных государств. М., 1982. С. 364.
4 Чрезвычайное положение //Московские новости. 1989. №26. С. 10.
5 СЗ СССР. 1925. №25. Ст. 167.
6 Ведомости Верховного Совета СССР. 1962. №45. Ст. 457.
7 Ведомости Съезда народных, депутатов СССР и Верховного Совета СССР; 1990. №15. Ст. 250.
8 Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР; 1991. №22. Ст. 773.
9 Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1991. №12. Ст. 319.
10 Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. 1991. № 16. Ст. 503.
11 Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1990. № 15. Ст. 247.
12 Там же. 1990. №44. Ст. 911.
13 Там же. 1990. №11. Ст. 160.
14 Там же. 1990. №40. Ст. 804.
15 Там же. 1991. №15. Ст. 422.
16 Закон Эстонской республики от 20 сентября 1990г. «О полиции» предусматривает при указанных обстоятельствах только лишь право полиции входить на территорию и в помещения, но не упоминает отдельно право осматривать их (п. 14 ст. 13)//Советская Эстония. 1990. 28 сент.
17 Ведомости Съезда народных депутатов и Верховного Совета СССР. 1991. №29. Ст. 857.
18 См.: Григорьев В. Н. 1) Обыск или изъятие?//Информационный бюллетень МВД Узбекской ССР. 1989. №11. С. 31—35; 2) Задержание подозреваемого органами внутренних дел. Ташкент, 1989. С. 51—55.
19 Все эти акты отменены Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1956 г.//Ведомости Верховного Совета СССР. 1956. №9.
20 Под союзной в данном случае подразумевается любая возможная форма объединения государств (федерация, конфедерация, содружество, иные формы государственного сотрудничества, и взаимодействия), предусматривающая защиту прав человека и гражданина.
21 Аргументы и факты. 1989. № 40. С. 8.
22 Заявление Правительства Армении //Известия. 1991. 23 нояб.
23 Ведомости Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета СССР. 1990. № 19. Ст. 327.
24 Подробно см.: Григорьев В. Н. 1) Процессуальные вопросы соединения и выделения уголовных дел // Актуальные вопросы реализации уголовной ответственности. Куйбышев, 1988. С. 125—132; 2) Актуальные проблемы соединения и выделения уголовных дел в советском уголовном процессе // Формы досудебного производства и их совершенствование. Волгоград, 1989. С. 53—59,
25 Уголовно-процессуальное законодательство Союза ССР и РСФСР: Теоретическая модель/Под ред. В. М. Савицкого. М., 1990. С. 129.
36 См.: Макаров И. В. Понятие, сущность и система методов фиксации в криминалистике//Тр. ВШ МВД СССР. Вып. 31. М., 1971. С. 82; Шейфер С. А. Собирание доказательств в советском уголовном процессе. Саратов. 1986. С. 157; Белкин Р. С. Криминалистика: проблемы, тенденции, перспективы. Общая и частные теории. М., 1987. С. 223, и др.
Григорьев, В. Н.
Докторант Академии МВД РФ, кандидат юридических наук
Статьи по теме:
